Ира Монаенкова. Мы учились в одном классе, не были не-разлей-вода, но дружили.
читать дальшеПосле школы в нашем микрорайоне деваться было особо некуда, т.к. вокруг единственной школы и строящегося универсама стояли только 6 заселённых домов. Поэтому вся послешкольная жизнь проходила на улице - во дворах, пустырях. У неё была мама - мастер какого-то обучения в техникуме, насколько я помню. Жили в однокомнатной квартире втроём - с бабушкой ещё. Комната 16 метров была разгорожена шкафом - гостиная и спальня. Спальня - это попросту кровать и стул рядом с ней, на котором лежало вечно что-то горой. Папы в том доме не было. Я это знала, но как-то не трогало. Нам было по 7 лет, шла вторая четверть. Зимы тогда ещё были нормальные, снежные, и гулять на улице было сплошным удовольствием. Один раз после школы мы долго болтались на школьном дворе, потом катались с горки, дурачились. Потом веселье стало малоуправляемым, что называется, разошлись не на шутку. И вот в какой-то момент не знаю, что случилось, но Ирин портфель вдруг расстегнулся, из него всё повылетело - тетради, учебники, ручки, дневник - и оказалось в снегу. Веселье сразу же, конечно, иссякло, и мы стали выкапывать из снега рассыпавшиеся вещи, отряхивать, складывать обратно. И тут я впервые увидела человека, у которого случилось настоящее горе. Ира сидела в сугробе, рыдала невыносимо, складывая в пачечку розово-голубые бумажки. При этом ещё она умудрилась пару раз назвать меня сволочью (чего не случалось в моей жизни никогда ни до, ни после), но это не произвело на меня совершенно никакого впечатления. Я не сразу и поняла, что за бумажки так её расстроили. А потом оказалось, что это были самодельные карточки для уроков русского языка, на которых синим и красным цветом были написаны гласные и согласные. Это если кто не знает делалось нами-первоклашками дома. Сами готовили карточки, кто как умел, кто из чего мог. Конечно, кто-то из тетрадных страничек нарезал убогие квадратики, потом карандашом корявенько писал буквы. А в целом старались, чтобы было красиво, яркими красками, крупно, на хорошем картоне, родители помогали изобразить чёткий шрифт. Так что такие вещи имели ценность. И вот такой труд нечеловеческий (в понятии ученицы 1 класса) прямо на глазах превратился у моей подруги в бумажное месиво, с которого стекали капли сине-красной гуаши. Я не знаю, была ли на самом деле моя вина во всём случившемся, но мне стало безумно горько. Представилось, как они с мамой живут в своей этой квартирке-живопырке, как она сама пыхтела над этими карточками, а бедная мама после своей долбаной (тогда я ещё не знала этого слова, но догадывалась, что оно должно где-то быть) работы среди ночи рисовала гуашью буковки, как за шкафом ругается бабка, что зря свет жгут до полуночи, а им же хотелось, чтоб красиво было! Это у меня был папа-умелец до таких дел, а у неё не было. И от того, что одна мама в семье и работала, не так уж они шикарно и жили, думала я: вот если бы был у неё нормальный ранец, с двумя защёлками, может, и не случилось бы ничего такого ужасного. Относительно портфелей ранцы были показателем лучшей обеспеченности. Для справки. А его не было, был огромный портфель из кожзаменителя, замерзавший каждый раз от мороза. Жуткий коричневый портфелище. Представилось, как снова им придётся убить на всё это весь вечер и часть ночи, а могли бы спокойно пить вместе чай и веселиться, глядя мультики, или пойти прогуляться.
Короче, у неё случилась беда. И первый раз в жизни я её так остро почувствовала. И образец чувства "Вины-за-чужую-боль" занял надолго прочное место в моём сознании. Лет прошло много, Ира переехала, а дом её так и стоит напротив нашего. Несколько лет назад мы встретились пару раз. Я даже в разговоре про счастливое школьное детство вспомнила этот эпизод. А она удивилась. У неё тогда было горе, но она его пережила и выросла из него. Даже не помнит такую историю, она её повеселила. А я вот помню, и чувство храню. Зачем-то.
Девочка из Южно-Сахалинска. Она приехала в Ленинград с мамой. Нам было лет по 10-12 всем.
читать дальшеВсе - это несколько человек детей, проходивших предоперационную подготовку в детской больнице им. Раухфуса. Мы находились в больнице без родителей, родительские посещения были короткие и строго по графику. Мед.персонал нас тоже не сильно опекал, когда дело не касалось напрямую здоровья. Сложные были у всех диагнозы, но на нормальности отношений внутри детского коллектива это не сказывалось. А нормальность эта включает, к сожалению, и жестокость. Жестокость от неприятия чужого. В общем, долго расписывать не стоит: девочку ту мы за что-то сильно не полюбили. Ну и доканывали по всяким поводам. Самое интересное, что я не помню ни имени её, ни чем она нас так раздражала, ни что мы предпринимали в её адрес. Не суть это всё. Но в один прекрасный день, видимо, дошли все подробности её жизни до мамы девочки. А родители, особенно сплочённые одной бедой, имеют привычку по поводу своих чад общаться. Так что на следующий день я имела процедуру промывания мозгов уже от собственной мамы. Получилась хорошая встряска, хоть и не физическая. С акцентами на то, что больной ( !) ребёнок оказался один в чужом городе, с незнакомыми людьми, в непростой психологической ситуации (накануне операции) и т.п. Одним словом, было хорошо дано понять, что вели мы себя по-свински, да ещё всем скопом, вместо того, чтобы помочь, поддержать, стать примером высокого звания "ленинградцы"...
Тогда произошло непосредственное знакомство с чувством "Стыд".
Г. А. Бойков. Это воспоминание тех же лет, что и предыдущее. По сути, Герман Александрович - человек, взявший на себя ответственность за мою жизнь.
читать дальшеБыть или не быть. Этим всё сказано. Когда я перестала быть постоянным пациентом, в моём сознании родилось чувство Бога. Для меня он присутствовал в одном только облике - это уставший врач в широко распахнутом белом халате, спускавшийся по широким ступенькам старого здания, за спиной его было большое окно, наполнявшее всё помещение солнечным светом, а мне казалось, что истинный свет исходил от Него.
Александра Васильевна. Моя тренер по акробатике. Её фамилию я так и не знаю. На мой тогдашний взгляд (когда все, кому за 40, - старики), она была пожилой женщиной.
читать дальшеНо вполне бодро и активно вела занятия с нами. Тогда детские секции работали бесплатно и принимали всех желающих, и наш кружок включал человек 45 занимающихся. Александра Васильевна умудрялась уделять за время занятия внимание всем, замечать личные успехи каждого, не отсеивая на "перспективных" и "бесперспективных".
Это человек, подаривший мне чувство "Уверенность в себе". Жаль, что на всю жизнь его не хватило. Но вкус остался.