В детстве лето часто приходилось проводить в Алма-Ате. Остались воспоминания. Светлые, наполненные щедрым южным солнцем, тёплые, связанные с постоянно погожими днями, с тёплыми ливнями и потоками воды, выходившей из берегов арыков, с запахом роз, брызгами вечерних фонтанов.
Утро каждого дня начиналось с того, что бабушка рано вставала, часов в 5 по прохладе уходила на базар. Перед этим она открывала балконную дверь, и от этого комната наполнялась утренней свежестью и первыми звуками разбуженного города. Уже наполовину проснувшись, я приоткрывала глаза и сквозь ресницы следила за колыханием тюлевых занавесок, слушала звон молочных бидонов, доносившийся с первого этажа. Под нашей квартирой был мясо-молочный магазин. Помню специфический запах мясных туш, разгружаемых прямо под балконом. Запах морозильника. И всё это ещё сопровождалось непрестанным воркованием голубей.
Голубиные переговоры - неизменное напоминание об Алма-Ате. Воробьи там тоже чирикали, иногда даже они залетали в комнату, одного я даже пыталась приручить. Мне как-то верилось, что прилетал один и тот же, хотя как можно было быть в этом уверенной?
Воркование голубей предрекало начало хорошего дня, начало новых дел, которыми я заполняла свой день в полную силу своих фантазий.
Это настраивало на мысли о дне, в котором обязательно уместятся походы к родственникам за вишней-яблоками-черешней через речку. С родственниками общаться было не интересно, потому, в первую очередь, что я не очень-то чётко и представляла себе все родственные связи. Было много всяких тётей-Люсь-Галь-Мусь и баб-Надей-Ань-Жень... Кто по какому принципу попадал в "бабы", а кто в "тёти", мне не было нужды вникать. Лет то мне было... Мне было в удовольствие пастись в их садах и лазать по вишнёвым и черешневым деревьям. Это в жаркую часть дня - когда от палящего солнца можно было спрятаться за закрытыми ставнями окон или под ветвями деревьев. А когда жара спадала, ходили купаться.
Речка Алма-Атинка - горная, быстрая, мелкая и холоднющая. Но там, где были устроены каскады, течение реки замедлялось, в каскадах образованы были небольшие бассейнчики, и там не только самая детвора плескалась, но и народ постарше. Но до каскадов ходить надо было далековато, получалось не каждый день. Зато поблизости были фонтаны у гостиницы, около театра оперы и балета, потом ещё чуть выше по улице, так что окунуться можно было много где.
А вечером, когда собирались после рабочего дня взрослые, ходили гулять по улицам, любуясь опять же фонтанами, но уже с подсветкой. Ночи были тёмне, не наши ленинградские. Так что казалось очень романтично и таинственно, что взрослые брали с собой на "ночную" прогулку. Сквозь густую листву деревьев просвечивали фонари, это было так причудливо. В парке были ещё фонарики, подсвечивавшие газоны. У нас в городе я такого не видела обычно, и мне такое освещение тоже казалось немного сказочным, из какой-то другой жизни.
Но это всё вечером. А пока утро. И окончательно намечтавшись о будущем дне, я просто лежу и ленюсь. Слышно, как вернувшаяся с рынка бабушка раскладывает продукты, начинает готовить что-то неизменно вкусненькое. Вот уже и я, спустя некоторое время, одевшись-умывшись, бегу со своим 3-литровым бидоном вниз по лестнице. Возле наших дверей останавливалась желтобокая бочка, и я каждое утро покупала там молоко под присмотром бабушки, высовывавшей голову из окна дедова кабинета.
Да, дед был профессор, и у него был свой рабочий кабинет, в котором он готовил свои лекции, отдыхал днём, принимал аспирантов и коллег из Политеха.
Завтрак начинался - неизменно по стакану свежевыжатого сока каждому. Сок отжимался бабушкой, разумеется, без всяких соковыжималок. Сначала овощи-фрукты на тёрке натирались, потом процеживались через марлю. Куски марли, потемневшие от натуральных красителей, оставались непременным атрибутом бабушкиной кухни до самого конца. Обязательно на столе были цветы. Разные - розы, пионы, огромные ромашки... Но всегда свежие. Самая любимая еда была - вареники с вишней, которые уже подостыли и покрылись поверху сиропчиком от растаявшего сахара.
После завтрака - свобода! Я мало болталась на улице, как-то находиться дома и придумывать занятия, было интереснее.
С бабушкиной кухни пошла любовь лепить домашние пельмени, чебуреки. Ещё на кухне был старый грохочущий холодильник, на самой нижней полке которого лежал неизменный пакет шоколадных конфет. Конфеты были отличные, килограмма 1,5-2 всегда. Но брать их можно было по паре штук в день. Не было прямого запрета, но раз холодильник бабушкин, а не "наш", мама-папин, то надо было спрашивать, если что-то берёшь. И "можно" про сладости говорилось не так чтоб уж часто.
Детские дела были самые обычные - игры и учёба. Но общая атмосфера дома их делала какими-то более значительными, чем в доме родительском.
Сейчас тоже просыпаюсь от птичьих голосов за окном. Голуби здесь не так многочисленны, как в Алма-Ате, так что слышно их не всегда. Но, когда по утру слышу их обмен любезностями, наполняется душа чем-то мирным, и думается, что и этот день должен быть обязательно замечательным в своём роде, не впустую пройдёт, а что-то хорошее принесёт с собой.